Зиновий Сагалов
ТРЕТЬЯ ЖЕРТВА
Анна Ахматова была названа "блудницей и монахиней , у которой блуд смешан с молитвой".
Михаил Зощенко заклеймен как "пошляк и подонок в литературе".
Андрей Александрович Жданов, главный идеолог страны, великолепно владел площадной бранью. Бил прямой наводкой по целям, указанным великим вождем. Это был август 1946 года.
Вспоминая одно из мрачных событий нашей истории – "Постановление ЦК ВКП(б) о журналах "Звезда" и "Ленинград", явившееся зловещим сигналом к первой послевоенной "вырубке" творческой интеллигенции, обычно называют упомянутые мной два великих имени. Но была и третья жертва , испытавшая , наряду с этими двумя, и черную клевету, и принуждение к публичным покаяниям, и исключение из писательского союза, то есть самую настоящую гражданскую смерть.
И в постановлении, и в докладе Жданова на собрании партийного актива Ленинграда наряду с Зощенко и Ахматовой был назван поэт и драматург Александр Хазин, наш земляк, половина жизни которого прошла в Харькове.
До войны он закончил Харьковский электротехнический институт, но не стал инженером, беспечно свернув на полную неожиданностей тропу поэта-сатирика. Один за другим выходили в свет его сборники "Дружба", "Норд-Ост", "Литературные пародии".С началом войны Хазин уходит на фронт корреспондентом армейской газеты "Знамя Родины".Воевал под Новороссийском, был ранен, лежал в госпитале… Все увиденное своими глазами и прочувствованное собственным сердцем, отразилось в сборнике военных стихов "Земляки", изданном в 1945 году.
Даниил Гранин, хорошо знавший Хазина и друживший с ним, вспоминал: " Он вернулся с войны веселым, счастливым, он сыпал шутками, стихами, люди тянулись к его доброму юмору, вокруг него всегда празднично кипело, вспыхивали розыгрыши, экспромты…"
Не изменяя поэзии, Хазин успешно дебютировал в драматургии (сценки, монологи, пьеса в стихах "Второе свидание").Особенно удавались ему пародии. Одна из них – "Возвращение Онегина" была опубликована в журнале "Ленинград".Она-то и стала роковой…
Чем же не угодил Александр Хазин "серому кардиналу" от идеологии?
"Смысл пасквиля , сочиненного Хазиным, -утверждал с высокой трибуны Жданов,- заключается в том, что он пытается сравнивать совпеменный Ленинград с Петербургом пушкинской эпохи и доказывать, что наш век хуже века Онегина:
В трамвай садится наш Евгений.
О бедный, милый человек!
Не знал таких передвижений
Его непросвещенный век.
Судьба Онегина хранила -
Ему лишь ногу отдавило,
И только раз, толкнув в живот,
Ему сказали: "Идтот!"
Он, вспомнив древние порядки,
Решил дуэлью кончить спор,
Полез в карман, но кто-то спер
Уже давно его перчатки.
За неименьем таковых
Смолчал Онегин и притих…
|
И, приведя эту крамольную цитату, главный идеолог и палач мракобесия обрушивает на "пошляка" Хазина не подлежащий обжалованию приговор: "Как же могла редакция "Лениграда" проглядеть эту злостную клевету на Ленинград и его прекрасных людей? Как можно пускать хазиных на страницы журналов?"
Помню (в ту пору мне было шестнадцать), как помятый экземпляр журнала со стихами Хазина мы, школьники, украдкой передавали друг другу. Смеялись – классическая "онегинская строфа", блестяще стилизованная автором пародии, была наполнена знакомыми малоприятными реалиями нашего времени. Весело, непринужденно, остроумно и без всякой злости (Хазин вообще был по натуре человеком добрым и легким) поэма высмеивала многие нелепости послевоенного быта. А ведь какие ярлыки из партийно-разносного лексикона были навешены на харьковского поэта! И "клевета", и "гнилой замыскл", и "шельмование Ленинграда" , и " пустое зубоскальство"…
Через несколько дней после выхода в свет постановления Хазин уехал из Харькова. Куда – об этом никто тогда не знал. И поступил мудро, ибо в Харьковской писательской организации, членом которой состоял Хазин, "со всей большевистской прямотой " стали выискивать и громить местных "злопыхателей" , "клеветников", "проповедников наплевизма и обывательщины" ( словечки –то какие, изобретенные партийными языкотворцами!). Досталось тогда и Игорю Муратову, и Олесю Донченко, и Леониду Юхвиду. Помянуты были и "хулиганские стишки некоего Чичибабина" , ходившего тогда в литстудийцах.
Куда же скрылся Хазин? Опальный поэт, как это ни странно, на первый взгляд, нашел себе убежище… в Ленинграде. Именно там, где у него было немало истинных друзей, а враги вряд ли знали его в лицо, он мог чувствовать себя в относительной безопасности. Но как жить дальше, чем кормить семью? И вообще – не писать больше? Можно ли было это представить. Ждановский "выстрел" подсек его на взлете.
"Двери редакций, издательств испуганно захлопывались перед ним. Театральные завлиты молча разводили руками…Не только имя его стало запретным , но боялись всего того, что он писал, - все смешное было опасным. А иного он писать не мог, не умел, таков был склад его таланта, редкий, надо сказать, род дарования в русской нашей многострадальной литературе." (Д.Гранин).
И все же он родился счастливчиком – так о нем говорили друзья. Когда, казалось бы, были потеряны все надежды на то, что он каким-то чудом "выплывет на поверхность", нашелся единственный в стране человек, который не побоялся взять к себе на работу "клеветника" и "злопыхателя" и вернуть ему литературное имя. Этим мужественным человеком был кумир Ленинграда и любимец всей страны Аркадий Райкин. Став заведующим литературной частью Театра миниатюр, Хазин доказал всем, что годы опалы не сломили его талант. Афоризмы и остроты Хазина, произнесенные устами райкинских персонажей, разносились по всей стране. По сценарию Хазина был поставлен эстрадный спектакль "Волшебники живут рядом". Есть в нем небольшая сценка "Юбилей",где Райкин изображает важную номенклатурную единицу , которая руководит всем и вся: " В искусстве я долго продержался. Ох, сколько по моей вине не вышло хороших книг, не поставленного интересных пьес. Сколько стихов погибло, сколько фильмов не появилось…"Так писатель-сатирик , в рамках дозволенного, рассчитывался со своими хулителями единственным оружием, которым он владел – смехом.
Живя в северной столице , Хазин не забывал родного города .В один из своих приездов в Харьков он зашел в театр юного хрителя, где я тогда служил заведующим литературной частью. В планах ТЮЗа была хазинская пьеса "Артем" ("Пепел Клааса"), которую хотел поставить главный режиссер театра Л.Хаит. В то время на сцене театра шел наш с Хаитом спектакль "Последние письма".
- Спектакль ваш, ребята, сильный, и мне понравился. Поэтому долго не проживет. Простите за мрачное пророчество. Рад буду, если оно не сбудется.
К сожалению, сбылось…И хоть не было уже в те времена Андрея Александровича Жданова, но заплечных дел мастера его выучки еще крепко сидели в обкомах и ЦК. "Последние письма" были запрещены, затравлены в печати. Чего только на нас не клеили : и "клевета на армию", и "искажение истории Отечественной войны", и "дегероизация"…Хаит уехал в Москву, в театр Образцова. Хазинская пьеса так и не была поставлена.
|