Зиновий САГАЛОВ

• ГЛАВНАЯ • ДРАМАТУРГИЯ • ПРОЗА • ПОЭЗИЯ • КНИГИ • ПУБЛИЦИСТИКА • ТЕАТР «LESEDRAMA» • РЕЖИССЕРЫ • ПРЕССА • ВИДЕОЗАЛ • ПЕСНИ • КОНТАКТЫ
• ПУБЛИЦИСТИКА, ЭССЕ: Третья жертва - Вокруг Чайковского - Эрнст Буш и его харьковский «двойник» - Крёстный отец величайшего безбожника - Он оставил нам свою музыку - Он жил с осколками «Хрустальной ночи» - Процесс в Харькове - прелюдия к Нюрнбергу - «Добрейший немец», друг поэта

Зиновий Сагалов

ВОКРУГ ЧАЙКОВСКОГО

Ровно в шестьдесят лет народный артист Украины Павел Павлович Антонов положил на стол художественного руководителя Харьковского театра им.Пушкина заявление об уходе. На недоуменные вопросы ответил твердо и решительно : "Все, что я хотел сыграть, я уже сыграл.А старость свою, извините, я играть не хочу".

А ведь был он тогда в зените своей актерской славы. Популярность его у харьковчан была велика. Завзятые театралы по несколько раз смотрели спектакли с его участием – они всегда шли при переполненных залах - ходили "на Антонова".

Павел Петрович сыграл более ста ролей , мог бы и продолжить счет…Но вот – "наступил на горло собственной песне", поставил точку, ушел. Красиво, элегантно, с улыбкой , которая, возможно скрывала то , что творилось в душе.

Тосковал ли он по театру, в котором прослужил более двадцати лет?

Вдова Павла Петровича Валентина Марковна Каракоз , тоже артистка, так отвечает на мой вопрос:

- Понимаете, он был человеком мужественным: что сделано, то сделано, всякое самоедство было чуждо ему.

Вместе с ней мы рассматриваем фотографии – единственная, пожалуй, память о его ролях. Великий князь Кирилл в спектакле "Порт- Артур" по роману А Степанова – одна из первых работ молодого артиста, приглашенного в Харьков из Ярославского театра им.Волкова. Холеное, чуть высокомерное лицо, лихо закрученные тонкие усики, властный взгляд – и впрямь аристократ "голубых кровей".

А ведь родился и рос не в графском имении , а в глухой самарской деревеньке Елшанка, в самой что ни на есть бедняцкой крестьянской семье. Откуда же такой врожденный аристократизм, если не от Бога? А осанка , военная выправка – это уже неизгладимый, на всю жизнь оставшийся след собственной судьбы , через которую красной нитью прошла война. Антонов был офицером, командовал подразделением минеров, все четыре года воевал на разных фронтах. Сталинград, Украина ,Польша…От военной службы осталась не только выправка , но и исключительная собранность, организованность, аккуратность. Ему предлагали остаться в армии, но мечта о сцене, теплившаяся с детства, взяла верх.

- Его первых спектаклей я не видела, - вспоминает Валентина Марковна.-Заканчивала театральный институт и уже выступала в театре им. Шевченко .Впервые же об Антонове услышала от подруг: "Какой актер, Валька, в русской драме появился, обалдеть! Голос ,манеры – ну вылитый Гамлет, принц датский!" Заинтриговали, конечно, бабоньки. Но впервые увидела Антонова не на сцене. Помню, была встреча харьковских актеров с выпускниками театрального института. После торжественной части и концерта – танцы. Оркестрик заиграл "Бродягу" – помните ,был такой шлягер из модного индийского фильма? Вдруг вижу – через весь зал , обходя танцующие пары, приближается ко мне незнакомый мужчина. Сердце заколотилось : сразу поняла – это он, "принц датский"!Взгляд светло-голубых глаз прямо-таки магнетический, пронзительный, властный. Поклонился, пригласил ,повел в танце. Так с этого "Бродяги" все и началось. Перетянул меня в "свой" театр , потом сын у нас родился Виталий , трудные годы были. Павел Павлович неизменно помогал мне в работе. Терпеливо исправлял мою "слобожанскую" речь .Ведь у Антонова была отличная актерская школа – он закончил студию при театре Советской Армии у такого мастера, как народный артист СССР А. Д. Попов.

Гляжу на висящий в комнате большой портрет Павла Павловича, всматриваюсь в его лицо и вспоминаю слова Куприна : "Каким чудом может человек, обыкновенный смертный человек, достигнуть такой силы перевоплощения".И ведь действительно, лицо Антонова так искусно было вылеплено природой , что лишь незначительные изменения прически, легкий грим позволяли артисту принимать облик реальных исторических личностей. Он был дипломатом Чичериным и революционером Бауманом, царем Иваном Грозным и "железным наркомом" Дзержинским, круглолицым Ломоносовым и высоколобым Некрасовым, трагическим Гоголем и романтическим Петефи.

- А вот то , что вы искали, - говорит Валентина Марковна, показывая мне еще одно фото :Антонов – Чайковский.

Эта роль переносит меня в далекий 1963 год, когда Харьковская студия телевидения выпустила в эфир спектакль "Дорогой мой друг…", посвященный великому композитору. Не без влияния нашумевшей в те годы пьесы Д. Килти "Милый лжец" я обратился к эпистолярному наследию Петра Ильича ,в основном к его переписке с Надеждой Филаретовной фон Мекк. Их почтовый роман, как известно, длился без малого четырнадцать лет.Более тысячи писем написали друг другу композитор и его "добрый гений", миллионерша, пламенная и верная почитательница его таланта.

Свою пьесу, которая первоначально называлась "Освещенная солнцем", я послал нескольким театрам. Кое-какие обнадеживающие вести приходили из Калинина, из Волгограда, но вскоре и они обернулись обычными мыльными пузырями, которые ,как известно, лопаются, оставляя после себя мокрые пятна несостоявшихся надежд.

Еще в ту пору, когда в Библиотеке Короленко я корпел над объемистыми , в потертых кожаных переплетах, томами переписки Чайковского с фон Мекк, старательно выписывая для будущей пьесы характерные фразочки, афористические выражения, эмоциональные тирады, мне казалось, что идеальным Чайковским на сцене был бы народный артист СССР А. Ф. Борисов .

Почему именно он, думаю, понятно. Александр Федорович , прекрасный актер, мастер глубокого психологического портрета, создал на экране целую галерею великих людей прошлого – Герцен, Мусоргский, академик Иван Павлов. Тогда еще не было фильма И.Таланкина о Чайковском , а Смоктуновский ,блистательно сыгравший в этой картине Петра Ильича, только начинал свою артистическую карьеру . Поэтому не удивительно, что я , работая над пьесой, видел перед собой Борисова писал ,примеривая на него каждую фразу. Достойно удивления другое – оказывается и сам Александр Федорович мечтал сыграть Чайковского. Об этом я узнал ,послав свою пьесу замечательному артисту, из первых же строчек его ответного письма :

Уважаемый т.Сагалов!(простите, не знаю вашего имени, отч.).

С большим волнением приступил я к чтению Вашей пьесы, ибо образ Чайковского давно меня волнует, да и крепкий это орешек, который до сих пор не раскусил ни один автор, бравшийся за эту тему.

Это трудно, очень трудно, потому что личная биография Чайковского не так активна,чтобы можно было строить действие на его личной жизни, надо выдумывать, а все выдуманное всегда плохо.

Чайковский весь в своем творчестве, вот тут он и страстный борец за национальное искусство, тут он нетерпим к чужому влиянию в музыке, тут он и патриот и мыслитель, и бурен, и лиричен и все, что хотите!

Но как это все отобразить в разговорной пьесе? Вот задача!

Мне очень понравилась форма, найденная Вами, хотя сейчас уже вышло много дуэтных пьес и могут упрекнуть в подражательстве, хотя я уверен, что Вы ее написали значительно раньше выпуска пачки пьес для двоих, да и не в этом дело , если найти хорошее режиссерское решение, то пьеса может прозвучать. Но тут, мне кажется,есть одна беда ,которой я и опасался.

Читая и перечитывая Вашу пьесу, знакомясь с подлинниками, я ощутил односторонность раскрытия образа Чайковского.

Большая, сердечная, нежная, глубокая дружба, не состоявшаяся любовь может тронуть человеческие сердца, может вызвать досаду и слезы над неудачно сложившейся личной жизнью, не решает основной проблемы раскрытия образа Чайковского, гения человечества, раскпывшего миру богатство русской души, ее творческое богатство, глубины и огромный масштаб.

Конечно, можно рассказать и об этой стороне жизни чайковского и , согласитесь, самой уязвимой стороне его биографии, но это не решает основного – объемного представления об образе Чайковского со всеми противоречиями.

Повторяю, мне очень понравилась составленная Вами композиця. Умно и глубоко, и кажется, если найдется умный, музыкальный режиссер, то для филармонии, в концернтом плане, в сопровождении музыки Чайковского, это должно прозвучать великолепно.

Театр обязывает к всестороннему раскрытию образов и действий, а в концертном исполнении допустима всякая условность и внешнее сходство не обязательно, главное – донести сердечность, теплоту человеческих взаимоотношений, а все это в Вашей пьесе ексть.

Простите, что задержал с ответом, но уж очень загрузка у меня большая и не было возможности ответить раньше. Возможно, я и ошибаюсь в своем ощущении и буду очень рад сознаться в своей ошибке, если Ваша пьеса с успехом начнет путешествие на сценах театров.

Желаю Вам всяческих успехов.

Уважающий Вас

БОРИСОВ А.Ф.

Ленинград, театр им.Пушкина

PS.Может, вы мне разрешите оставить Ваш экземпляр у себя (на всякий случай), если он Вам необходим – черкните, я сразу вышлю.

А.Борисов

Но надежда на "всякий случай", к сожалению, не сбылась. Увидеть свою пьесу на сцене прославленного ленинградского театра мне так и не довелось. Не сыграл роль великого композитора ни в театре, ни в кино и Александр Федорович Борисов. А жаль…

Тогда я предложил пьесу Харьковской студии телевидения, с которой сотрудничал в течение нескольких последних лет. Старший редактор музредакции Ольга Алексеевна Бойко предложила другое название : "Дорогой мой друг…"Так начиналось большинство писем обоих корреспондентов.

Кто будет играть Чайковского – такой вопрос даже не стоял перед режиссером телеспектакля Иваном Даниленко. Конечно, только Антонов! Уже первые фотопробы , стоило лишь приклеить усы и бородку клинышком, подтвердили правильность выбора: это был "подлинный" Чайковский. Но внешнее сходство – лишь начало работы над образом.

- Мой незабвенный учитель Алексей Дмитриевич Попов, - в своих разговорах Антонов часто вспоминал заветы Мастера ,-наставлял нас, студийцев: "Слова и действия – лишь приметы на поверхности роли: по ним надлежит начать глубокое бурение, доколе не забьет горячий фонтан чувств".

Верный своей наработанной за долгие годы "методе", Павел Павлович стал погружаться в глубины духовной сущности гентя русской музыки. Читал биографические книги о Чайковском ,воспоминания его современников, часами слушал пластинки с музыкой Петра Ильича, особенно Четвертую симфонию, посвященную фон Мекк. Приходя на репетиции, он уже подчас знал о своем герое не меньше , чем сам режиссер.

Но "глубокое бурение" роли ,пробуждение в себе "фонтана чувств" невозможно без взаимодействия с партнером.Кто же из харьковских актрис должен составить дуэт с Антоновым?

Никто из нас не знал , какова была в действительности Надежда Филаретовна фон Мекк. Имя этой московской барыни неминуемо затерялось бы в истории, если бы не свет гения ,случайно упавший на ее судьбу. ("Освещенная солнцем" – так и называлась моя пьеса в дотелевизионном варианте).

Однажды я принес на студию с трудом найденную фотографию Надежды Филаретовны. Показал режиссеру. С портрета глядело на нас малосимпатичное , с сомкнутыми тонкими злыми губами лицо деловой , лишенной всякого обаяния женщины.

-Знаешь что, - сказал Даниленко ,подумав, оставь ее себе на память. Мне такая фон Мекк не нужна. В письмах она иная – эмоциональная , чувственная, поэтичная. Разве только его музыка вызывала в ней этот душевный подъем?Разве сам Петр Ильич был безразличен ей? Вот ее слова из твоей же пьесы : "С этого вечера я стала вас обожать" , "Моя любовь к вам есть также фатум, против которой моя воля бессильна".А что она пишет Чайковскому после его развода с женой : "Я ненавидела эту женщину за то, что вам было с ней нехорошо, но я ненавидела бы ее еще в сто раз больше, если бы вам было с ней хорошо. Мне казалось , что она отняла у меня то , что может быть только моим, на что я одна имею право , потому что люблю вас как никто, ценю выше всего на свете…" Вот что было в глубине ее женского сердца. Но Чайковский в силу разных обстоятельств не ответил на эту любовь , они по обоюдному согласию так никогда и не виделись в жизни. И в этом , возможно, глубочайшая личная драма этой безраздельно влюбленной в него женщины. Очарованная волшебством его

музыки и обаянием его личности , она должна быть удивительно красива, как каждая влюбленная женщина. И я уже знаю, кто будет играть фон Мекк – Рея Колосова!

Прав ли был Ваня Даниленко, верен ли был его режиссерский прицел? Думаю, что да. Не будь у телевизионной фон Мекк красоты и обаяния , зритель, наверное, был бы убежден, что отношения этих двух людей носили чисто материальный характер (богатая "спонсорша" , как сказали бы сейчас ,помогает талантливому музыканту).

Очаровательная Рея Колосова, "звезда" театра им. Шевченко той поры , сразу же повела роль на тонкой грани дружбы-любви. То и дело , опасаясь неосмотрительно вторгнуться в личный мир Чайковского, она сдерживает свой

Искренний душевный порыв. И в этом борении с собственным чувством заключался тот необходимый контрапункт, который не только способствовал богатой нюансировке роли , но ,что самое главное, дал дополниельнын краски к образу самого Чайковского.

-Играть с Антоновым было для меня наслаждением, - говорила мне спустя много лет Рея Александровна , вспоминая эту свою работу на голубом экране.-Он был исключительно правдивым артистом, органичным, ни единой фальшивой нотки.Роль в этом телеспектакле и для меня, и для него была несколько необычной. Ведь для актера , как вы знаете, одним из ключевых моментов является общение с партнером. А как могут взаимодействовать люди, никогда в реальной жизни не встречавшиеся друг с другом? Их разговоры поэтому носили условный характер,по сути , это были реплики-монологи, обращенные к отсутствующему собеседнику. Поэтому ощущение незримого партнера ,его эмоционального настроя в этом спектакле были рсобенно важны, помогая преодолеть сценическую условность.

Телевизионный спектакль "Дорогой мой друг…" имел успех у зрителей. Харьковское телевидение показывало его несколько раз. Примерно через год после премьеры решено было снять спектакль на кинопленку. Полнометражный фильм Харьковской студии телевидения о Чайковском показывали по Центральному телевидению, он был отмечен премией на международном фестивале в Александрии.

Однако сам телефильм постигла печальная судьба. На студии сменилось руководство и новая администрация старательно и безжалостно уничтожала то , что было сделано предшественниками. Попал под гильотину и "Дорогой мой друг…".Под предлогом выполнения плана по сдаче серебра кинопленку смыли.

Это был единственный экземпляр.

О работе двух замечательных харьковских артистов –П. П. Антонова и Р. А. Колосовой можно только писать воспоминания. Увидеть их на экране , к великому сожалению, невозможно…

С Павлом Петровичем Антоновым была связана и еще одна задумка-

правда, изначально она принадлежала не мне. Возглавивший Харьковский театр им. Пушкина Владимир Иванович Ненашев предложил мне написать пьесу о Репине. В театре , да и в городе знали, что новый главреж – ставленник и закадычный дружок всесильного редактора "Огонька", правофлангового российской "черной сотни",драматурга-царедворца Александра Софронова. Репин , как я сразу же понял, понадобился Ненашеву для того, чтобы выслужиться перед обкомом :местная и патриотическая тема, местный автор, оригинальный спектакль, рожденный в театре. Сколько жирных галочек можно поставить новому, недавно появившемуся в Харькове театральному деятелю. А за этим – премии, звания, столичные театры…

Репина должен был играть, конечно, Антонов, Мусоргского – Юрий Жбаков, бурлака Канина – Женя Лысенко.Но вот беда – не находилось роли для супруги главного режиссера, заслуженной артистки РСФСР Нины Подаваловой. Женщина крупногабаритная, мужеподобная, она, наверное, с успехом играла могучих донских казачек в софроновских пьесах. Но решительно не вписывалась в круг репинских женщин. А как же без нее? Нельзя, нельзя…

"Придумайте для Нины Ивановны роль Ведущей, - бросил как бы вскользь Ненашев.- Пусть это будет лицо от театра – помните, как Качалов в мхатовском "Воскресении".Подумайте. Может быть , это История или сама Россия.

Во куда заехал Владимир Иванович! Но не терять же мне первый социальный заказ театра! Воткнул Ведущую, написал пьесу, Ненашев одобрил ее, направил мой опус в Министерство культуры УССР ,стали ждать. Наконец, спустя пару месяцев, вызвали меня в репертуарно-редакционную коллегию. Пышноусый Шведов, возглавлявший ее, устроил мне зверский разнос. Разъярившись, он хлестал меня лютыми словами, как гайдамак нагайкой, не давая мне ни возразить, ни объяснить. "Тут до вас сидел один автор, -сказал Шведов, осклабившись,- так он схватил стул и кинулся на меня. Убить хотел, мерзавец. Так что я ко всему привык".

Я не стал ломать стульев о голову Гайдамака. (Хотя и пожалел, что моему коллеге не удалось прикончить этого садиста). Купил обратный билет до Харькова и уехал.

Надеялся, что Ненашев, которому пьеса вроде бы понравилась, сможет, ее как-то защитить ,отстоять. Ведь у главных есть неоспоримое право сказать министерскому чиновнику : " Разрешите мне взять эту пьесу, я вижу спектакль, доверьтесь мне".Но он не сказал этих слов .Зачем ссориться с властями , наживать себе врагов? И Владимир Иванович , как сказали бы сейчас, "кинул" меня.

В театре стало известно, что ожидаемый спектакль о Репине , о котором широко оповещал в своих газетных интервью Ненашев, "откладывается", но "работа с автором" продолжается.Такая была придумана им спасительная формулировка, чтобы постепенно все забылось , стерлось из памяти. Единственный, кто искренне жалел о несостоявшемся спектакле, был несостоявшийся Репин – Павел Петрович Антонов.

В театр я уже не заходил, как раньше : не было надобности. Но встречая Антонова на улице, я вынужден был отвечать на его недоумевающие вопросы: "Что с Репиным? Что вы тянете, дорогой? Время уходит, я ведь старею.В чем дело?" "Понимаете, Павел Петрович, Репин очень неоднозначная фигура, -отвечал я ему.- С одной стороны, гений русской живописи. Но ведь нельзя забывать, что он , очутившись за границей, не пожелал возвратиться на Родину, не признал советской власти. Так сказали мне в Министерстве и , к сожалению, я не вижу никакой перспективы для дальнейшей работы". "Глупости!-взорвался он.- Ваша пьеса о раннем периоде Репина, при чем здесь эмиграция? Вы же писатель, ваше право на чем-то сделать акценты, а что-то опустить. Вспомните вашего "Чайковского".Вы создали образ гения русской музыки. Но ведь в личной , интимной жизни он был …Мягко говоря, с большими отклонениями.. Такого Чайковского,я бы ,извините, ни за какие коврижки не согласился бы играть. Педераста – ни за что!"

Эти гневные слова милейшего Павла Петровича я вспомнил уже в Германии, в Аугсбурге, где решил подновить старую пьесу о Чайковском и фон-Мекк. Стал читать литературу о Чайковском. За годы, прошедшие после того, как была написана "Освещенная солнцем",появилось большое количество новых работ как на русском, так и на других языках. Образ гения русской музыки уже не казался мне таким безоблачно хрестоматийным, как в пятидесятые годы. Наоборот, я видел перед собой человека, обуреваемого страстями, пытающегося, но не властного разорвать их роковое кольцо.И выражающего в музыке трагедию своей души. Я не стал исправлять старую пьесу. Я просто сел и написал новую.

Один эпизод из пьесы "Далекая палуба, или Яд для Петра Ильича". Чайковский рассказывает другу своей юности Алексею Апухтину, что решил жениться. Поэт лежит на диване в голубом с золотом шлафроке. Ему смешно. Все ,о чем ему поведал Петр Ильич, кажется ему забавным фарсом.

ЧАЙКОВСКИЙ. Мне тридцать семь.Не пора ли строить свой очаг?

АПУХТИН. Надеть хомут ради этой дуры с брусничным вареньем?

ЧАЙКОВСКИЙ взволнованно ходит взад-вперед по комнате.

ЧАЙКОВСКИЙ. Почитал бы письма моего старого восьмидесятилетнего отца. И он, и мои близкие умоляют меня жениться, создать семью.

АПУХТИН. Нарожать детей ,играть с ними в казаков-разбойников,да? Или гоняться с сачком за бабочками?

ЧАЙКОВСКИЙ. Хотя бы.Век мне что ли бобылем жить?

АПУХТИН. Прости, Пьер,ты хотя бы догадываешься, для чего мама произвела тебя на свет божий?Не знаешь?Тогда слушай, дорогой.

Чтоб твоим именем гордилась музыка наша.И все мы ,человеки русские.

ЧАЙКОВСКИЙ присаживается на диван.

ЧАЙКОВСКИЙ. Что делать, что делать, ума не приложу.

АПУХТИН. Пьер, милый…(Берет его руки в свои,нежно).Вспомни двух чудных юношей, их рядом стоящие кровати в дортуаре училища.О чем шептались они до поздней ночи,о чем грезили , сплетая во тьме свои горячие грешные руки?…И ты, предатель, хочешь все это забыть?

ЧАЙКОВСКИЙ. Прости, Леля…Но мне кажется…Ты немножко ревнуешь меня к этой…моей новой знакомой.

АПУХТИН. Немножко? Да я…Я не отдам тебя ей, слышишь?

ЧАЙКОВСКИЙ мягко, но настойчиво отводит его руки.Встает.

ЧАЙКОВСКИЙ. Нет, Леля, нам следует забыть прошлое ,вычеркнуть его из своей памяти. Моя женитьба зажмет рот всякой твари, коорая шепчется и злословит по поводу моих ,да и твоих пороков.

АПУХТИН. Плевать! Я сам свой высший суд!

ЧАЙКОВСКИЙ.И я не дорожу мнением этих шавок. Но ведь они причиняют огорчения людям, мне близким. Саша, сестра моя, обо всем догадывается.Я это чувствую, кожей своей. И не только она. Мне тяжело, невыносимо тяжело, что меня жалеют и прощают любимые мною люди, когда я в сущности ни в чем не виноват.

АПУХТИН.Думаешь, что женившись, ты станешь иным?

ЧАЙКОВСКИЙ. Не знаю, как ты, но я пришел к выводу, что мои привычки…мои склонности пагубные суть величайшая и непреодолимая преграда к счастью.

АПУХТИН. А ты… ты переделать себя сможешь?

ЧАЙКОВСКИЙ. Должен, Леля. Должен. Я еду к ней.

АПУХТИН.Нет!! (Упал перед ним на колени, обнимает его).

ЧАЙКОВСКИЙ. Встань! Никогда больше, слышишь? Я делаю ей предложение. Это судьба! (Убегает).

АПУХТИН продолжает стоять на коленях.По его лицу катятся слезы…

• ГЛАВНАЯ • ДРАМАТУРГИЯ • ПРОЗА • ПОЭЗИЯ • КНИГИ • ПУБЛИЦИСТИКА • ТЕАТР «LESEDRAMA» • РЕЖИССЕРЫ • ПРЕССА • ВИДЕОЗАЛ • ПЕСНИ • КОНТАКТЫ
© Зиновий Сагалов