Зиновий СагаловОН ОСТАВИЛ НАМ СВОЮ МУЗЫКУДолгие годы мы жили рядом, в одинаковых павловопольских "хрущобах", чуть ли не окнами напротив. Частенько встречались, подолгу вели глубокомысленные беседы, совершали традиционные прогулки на источник. Из встреч, из общений как-то исподволь родилось совместное творчество. Зная, что в студенческие годы я пописывал стишки, Марк предложил мне однажды написать тексты "зонгов" к спектаклю "Карьера Артуро Уи" Б. Брехта. Поэт, с которым он обычно сотрудничал, его подвел, куда-то неожиданно укатил ,так и не написав обещанных стихов. А режиссер Семен Лерман и слышать ничего не хочет : все сроки просрочены, вот-вот должны начаться прогоны ,а музыки нет. Бертольт Брехт, кумир "шестидесятников", великий поэт и драматург, как известно, сам писал "зонги" к своим пьесам. А вот "Карьеру…"почему-то оставил без них. Да ведь это же верх нахальства – писать стихи за "самого".Да еще тому, кто ни разу до того не пробовал себя в этом песенном жанре. -Не робей, получится, - сказал Марк. И стал увлеченно рассказывать о пьесе , о своем замысле , о сцене, где должен прозвучать "зонг". Утром, не застав его дома, я вбросил в почтовый ящик написанные за ночь стихи. Телефонов тогда в нашем микрорайоне еще не было, пару дней мы не виделись. На третий день, проходя мимо дома Марка , увидел его на балконе. -Ну что, - спрашиваю, - получил? - Чувак, весь театр уже поет, - чуть небрежно , как о само собой разумеющемся, сказал он. – Заходи , поиграю. Через минуту, с радостно колотящимся сердцем , я был у него. Игре предшествовал обычный предварительный ритуал. Плотно закрывались двери и окна, даже форточка. На диване , в стороне , сидеть не разрешалось. Он усаживал гостя возле инструмента, перед собой , чтобы только "глаза в глаза". Он долго, тщательно разминает пальцы, брови сосредоточен- Но сдвинуты, весь он как-то уже преобразился – уже где-то там , в другом измерении, в спектакле , среди фашиствующих молодчиков, горланящих охрипшими голосами сволю бандитскую, сочиненную нами песню. И тогда , и каждый раз после этого я не переставал удивляться, как выразительно, с каким глубоким внутренним чувством он пел свои песни. Пожалуй , никому из исполнителей не удавалось достичь такого эмоционального воздействия , как ему. В небольшой комнате, находясь в полуметре от меня, он пел полным голосом, будто для переполненного огромного зала. С той поры мы написали с Марком немало песен к спектаклям харьковских театров. То был песенный (дооперный) период его творчества. Неповторимая ,овеянная романтическим порывом музыка Карминского звучала со сцен кукольного и ТЮЗа ,пушкинского и шевченковского театров. Многие из них сразу же обретали самостоятельную жизнь, "выходили" из спектакля , исполнялись на радио , по телевидению, эстрадными коллективами. - Скажи, как рождается песня, - спрашивал я его. Мне , по неведению, раньше казалось, что композитор долго обдумывает текст, делает какие-то музыкальные наброски, аналогично черновикам поэта. Марк ,улыбнувшись, развеял мои предположения. - Читаю текст и тут же ,как бы сама по себе, возникает мелодия. Мгновенно, как озарение. Если , конечно, стихи нравятся. Качеству стихов он уделял первостепенное внимание. Остро заточенным карандашиком отмечал все недостатки текста. Чутье и вкус его были безупречны. Малейшую фальшь, нелогичность , а то и просто баналь- ность он тотчас же "ловил" и стоял на своем , убеждая в необходимости переделки. М пока единственное точно слово не находилось, "выкручивание рук" продолжалось . Ни на какие компромиссы он не соглашался. Таким же непримиримым он был и к себе , и к исполнителям. Ходил на все репетиции, тратя на это безумное количество времени. Однажды я сказал ему об этом: - Ты написал музыку , пусть сами разбираются: в нотах все указано. - Ты что? – Он удивленно посмотрел на меня поверх очков. – Пока я не услышу каждую нотку так, как я ее написал и как я ее слышу, я не успокоюсь. И он продолжал ходить на репетиции. И на свои , музыкальные.и на общие, где , сидя рядом с режиссером в темноте зрительного зала, частенько " подбрасывал" ему свои отнюдь не композиторские предложения. Он получал истинное удовольствие от соучастия в этом творческом процессе. От актерских импровизаций , от режиссерских "показов" , от возникающих буквально на глазах поисков и находок. Все это будоражило его мысль , "провоцировало", как он сам говорил, на собственные поиски и эксперименты. Марк Карминский был поистине театральным человеком. И не только потому , что любил и понимал театр. Не только потому, что среди его самых близких друзей были и актеры, и режиссеры. Нет в своем творчестве, будь то опера или коротенькая песня, он был и драматургом, и режиссером , демиургом, в самом высоком смысле этих слов. Каждая песня, говорил он, это маленькая пьеса, это спектакль, исполняемый со сцены. Нужно выстроить его драматургию – завязку, кульминацию, финал. Действие не должно топтаться на месте. Напряженность –внутренняя , образная или событийная - должна нарастать. Особое внимание он уделял афористичности текста. - Запоминаются в первую очередь только "формулы" , -говорил он не раз. Именно они и делают песню песней. Когда я переводил для него с украинского стихи Игоря Муратова, на которые он написал цикл пионерских песен, Марк обращал мое внимание на удачные поэтические строки, следя, чтобы они не потерялись, не поблекли в переводе. - Гляди , как Игорь в простеньком и непритязательном тексте выходит на "формулу" А какая сложная, неожиданная ритмика, какие великолепные сбои! Это тебе не классические ямбы и хореи, изъезженные вдоль и поперек. Это уже интересно, так как потребуется найти неожиданный музыкальный ключ. В другой раз, вчитываясь в мой текст, приходил в ужас: - Ну что ты написал, старик? Попробуй-ка спой – язык сломаешь : четыре согласных подряд! Абракадабра какая-то! Зоркости его глаза, тонкости его слуха я не переставлял удивляться. И хоть часто мы с ним спорили , авторитет его был всегда для меня высок. И не только в творческих, но и в обычных повседневных делах. Прежде чем высказать свое суждение Марк досконально выспрашивал меня, вникая во все детали и нюансы проблемы. Строго последовательно, логично, шаг за шагом он распутывал клубок какой-то житейской ситуации. Несмотря на эмоционально-интуитивное восприятие окружающего , свойственное ему как большинству художников, Марк обладал еще аналитическим умом математика (недаром он был пр зером многих школьных олимпиад ) и логическим аппаратом незаурядного шахматиста. Обширности его познаний в любой области нельзя было не удивляться. Он знал фамилии президентов и премьеров ,наверное, всех стран мира, мог дать характеристику каждому из игроков сборной Бразилии по футболу, часами рассказывал о полотнах Шагала или фильмах Антониони. - Ты читал пятую книжку "Нового мира"?- звонил он мне поздно вечером –взволнованно , будто речь шла о пожаре.- Не читал? Пошляк, о чем с тобой говорить? Пока! И в трубке раздавались короткие презрительные гудки Это был сигнал о чем-то очень важном , что нельзя было доверить в то время телефону. Нужно было срочно мчаться в библиотеку, после чего обычно следовала встреча и обсуждение публикации. И наложенная анафема снималась. …Можно до бесконечности рассказывать о Марке Карминском, ибо его духовный мир неисчерпаем. Он не унес его с собой. Не растаял в звездной пустоте. Он навсегда остался с нами – своей музыкой. |